СПИД В ТЮРЕМНОЙ КАМЕРЕ
Болезнью любвеобильных людей считали СПИД с самого начала его появления на Земле: болезнью тех, кто много занимался любовью, а также тех, кто занимался ею не самым обычным образом. Как ни крути, а половой путь распространения инфекции был и остается одним из основных. Тем удивительнее для меня прозвучал ответ отца Виталия, настоятеля тюремной часовни в женском следственном изоляторе на Арсенальной улице. На мой вопрос: «В каких грехах чаще всего исповедуется его прихожанки — женщины-заключенные, ВИЧ-инфицированные?» он ответил просто: «Чаще всего — это грех нелюбви».
Унесенные СПИДом в Саблино.
Надеялся ли я, проходя по тюремным бетонным коридорам, встретить тридцать знакомых женщин, с которыми беседовал в камере три года назад? В глубине души, да. Это они, унесенные СПИДом из своих родных мест — из Калининградской области, открывали в Петербургском женском изоляторе новую эру — эру тюремного СПИДа. Как всем первооткрывателям, тем женщинам было труднее всего. Собственно, и из Калининграда-то их вывезли, опасаясь расправы со стороны других заключенных. В Петербурге, как культурной столице, даже в тюрьме нравы были помягче. Миссия калининградских узниц в тюрьме заключалась в том, чтобы приучить и начальство, и других заключенных к мысли, что рядом будут ВИЧ-инфицированные, что нет в этом ничего страшного. Но не все так просто. Соседи никак и нигде не хотели пересекаться с «чумой ХХ века». Поэтому, например, в библиотеку ВИЧ-инфицированным ходить не разрешали: от греха подальше, чтобы не злить основной контингент.
Им, иногородним, было особенно тяжело: в камере почти на осадном положении, и никаких контактов с внешним миром, никаких передач. Кто же поедет за тридевять земель навестить заблудшую в наркотиках и СПИДе душу?.. Нет, в это посещение следственного изолятора я моих старых знакомых на Арсенальной не застал. Как перекати-поле, они отправились дальше по тюремным маршрутам. Ведь теперь больной СПИДом в тюрьме — никакая не редкость. Не только камеры, не только отделения, целые зоны открывают для ВИЧ-инфицированных. (Впрочем, если распространение вируса пойдет такими темпами, то, боюсь, можно ожидать, что для больных СПИДом скоро придется строить города). Такая новая зона открыта для ВИЧ-инфицированных в Саблине под Петербургом, где сегодня содержатся почти 200 заключенных, туда переведены и калининградские узницы.
Один час в женской камере.
Меня поместили на один час в женскую камеру с тремя ВИЧ-инфицированными. Глухо лязгнула дверь, воспитатель Олег Николаевич, уходя, несколько раз повернул ключ в замке. Мои сокамерницы — Света, Оля и Олеся, вполне симпатичные, хотя и не без следов тюремной бледности. У каждой своя статья и, соответственно, своя история, сроки тоже разные. Только диагноз один: ВИЧ- инфекция, СПИД… Но давайте все же познакомимся с девушками поближе. Света получила пять лет за разбой и грабеж. Вместе с братом пригласили к себе молодого человека, выпили, началась драка, Света грохнула гостя доской по голове… Оля, наркоманка с двенадцатилетним стажем, имеет статью за незаконное хранение наркотиков. У Олеси — пять лет строгого режима за весьма романтическую историю. Любимый, который, скорее всего, и заразил ее СПИДом, попал в тюрьму, потом его под охраной отправили в больницу. Олеся переоделась санитаркой, запаслась наркотиками и отправилась спасать друга от ломки. Нашла его в наручниках, «вмазала» нужную дозу, оставила наркотиков в запас… И вот она в тюрьме, по ее мнению, друг ее и «сдал» правоохранительным органам.
— После срока будешь с ним общаться?
— А как же!.. Только уже совсем по-другому. — мрачно пообещала Олеся. Понятно, что любимому лучше не встречаться с ней на узенькой дорожке.
К смертельному диагнозу у девушек теперь уже отношение спокойное: судьба. К тому же пока они чувствуют себя вполне прилично. О питании ничего хорошего и плохого не говорят, знают: не на курорте. Кстати, ВИЧ-инфицированным положено молоко. А вот насчет витаминов — проблема. Чтобы получить их в виде таблеток, надо писать специальное заявление и иметь на это основания, то есть, заболеть. А пока СПИД как болезнь еще не развился, витаминами тебя баловать не будут. Насчет фруктов, овощей в тюрьме, конечно, проблемы. Изредка, не чаще чем раз в месяц, балуют гуманитарной помощью финны, обычно они привозят бананы. Тогда в тюрьме, конечно, праздник… Хорошо бы получать передачи. Но для этого нужно иметь близких людей на воле.
У ВИЧ-инфицированных есть одно серьезное преимущество перед остальными заключенными: им уменьшают тюремный срок на полгода. Правда, оставшийся срок больным людям перетерпеть будет посложнее, чем здоровым и незараженным… Есть еще одна большая проблема у следственного изолятора на Арсенальной: здесь катастрофически не хватает цензоров. Поэтому письма месяцами, а то и годами, лежат без движения в канцелярии: ведь пока цензор их не прочтет, передавать их заключенным запрещается.
…Снова заскрежетал ключ в замке тяжелой кованой двери. Я покидаю узкую бетонную щель с двухъярусными железными койками, с едва различимым зарешеченным окном. Час здесь выдержать можно. Но как прожить пять лет? Однако уже сейчас моих собеседниц мучит куда более страшный вопрос: а что потом? Чем они смогут заняться на воле: со статьей в документах, с вирусом СПИДа в крови? Переломавшись здесь, в тюремных условиях, «всухую», то есть без какой-либо медицинской помощи, они не хотели бы возвращаться к наркотикам. По крайней мере, сегодня они рассуждают так. Но если мир встретит своих блудных дочерей после тюрьмы только проблемами, неприятием, нежеланием их принимать ни в общество, ни просто на работу, то наркотического забвения вновь не избежать.
Дорога к храму.
Некоторое привыкание к ВИЧ-инфицированным за эти годы в тюрьмах произошло. Женщинам даже позволяется работать вместе с неинфицированными на швейном производстве. В тюремный клуб, однако, тропинка зараженным СПИДом по-прежнему заказана. Зато открыта дорога к храму. Храм в тюремных условиях — понятие довольно относительное. На самом деле это просто молельная камера, точнее, камера, переоборудованная под часовню: для молитв, крещения, исповедей. Далеко не все женщины сюда приходят, хотя за три года в тюремной часовне прошли обряд крещения около 600 человек.
Настоятель, отец Виталий, и исполняющая обязанности церковного старосты Лариса мечтают, что на территории изолятора будет построена настоящая церковь. Для этого сначала нужно получить разрешение, потом собирать деньги, потом строить. Хотя посещения часовни заключенными не так часты, само ее присутствие среди тюремных камер — благо. Что-то меняется в атмосфере казенных казематов, когда рядом звучат слова о душе, о любви к Богу и ближнему, когда горят свечи.
Всего за несколько минут разговора отец Виталий загадал мне загадку, которую теперь придется долго разгадывать. Сначала он удивил ответом, что главный грех, с которым ему приходится разбираться на исповедях заключенных (и не только заключенных, но и «вольных») это грех нелюбви. Собственно, и человеком себя может называть только человек любящий. Далее, что такое любовь и нелюбовь, каждый из нас может порассуждать сам. Возможно еще одно определение: от любви рождаются дети, а от нелюбви заражаются СПИДом (это — совсем не обязательно, что правильное, — предположение вашего корреспондента).
Загадку же отец Виталий мне задал такую же, какую он задает каждому человеку, желающему покреститься, за исключением грудных детей: зачем ты крестишься? Чего ты хочешь от Бога? Обычные ответы: здоровья, чтобы все было хорошо в жизни у себя и у родных, — священника не удовлетворяют. А зачем тебе нужно здоровье, для чего? — таков его следующий вопрос… Так и доходит беседа до главного: зачем живет человек на земле? Не какой-то абстрактный человек, а конкретно ты? Интересно, как вы на него ответите…