Торчу
Скажи правду, видел ли ты когда-нибудь настоящего наркомана? Трудно ответить? А ты думал! Это тебе не письки на заборах рисовать.
Да, конечно же, ты видел его — опустившегося, тонущего и неизлечимо больного наркомана. Скажу даже больше: ты его видел не раз и не два, а гораздо больше. Он рядом с тобой, когда ты в метро, в магазине или просто на улице. За день тебя задевают плечом примерно две-три штуки из их числа. Просто ты на них не обращаешь внимания, ведь внешне их никак не отличишь от «нормальных» людей.
…Я и сам когда-то был убежден, что наркоманы и наркотики так же далеки от моего мира, как проститутки, бандиты, СПИД, гепатит, самоубийцы и подобная дребедень. И что же? А то, что потом я оказался в глубокой заднице! А самое кошмарное, что мне оттуда никак было не вылезти. Вернее, удавалось временами. Но это, как правило, ненадолго.
Я часто в последнее время думаю, что же такое меня погнало, подтолкнуло в первый раз употребить наркоту? Очень трудный вопрос… Легче перечислить, что меня не подталкивало. Так вот, вопреки сложившемуся стереотипу попробовать наркотики — сначала это была марихуана — меня решительно не толкали следующие причины:
1. желание почувствовать себя взрослым;
2. давление друзей;
3. какая-либо психологическая проблема.
Просто мне было любопытно. Мне очень — аж до чесотки во всем теле — хотелось попробовать. Это было запрещено взрослыми, но мы плевали на все это. Мы курили марихуану, или, на нашем, анашу. Усевшись в кружок под деревом поздним вечером, мы забивали косяк, поджигали его и пускали по кругу. Мы впускали в себя крепкий и душистый дым. Как можно дольше задерживали его в легких и с шумом выпускали. После нескольких глубоких затяжек появлялись странные ощущения: голова тяжелела и блокировала все мысли, связанные с прошлым и будущими планами. Важным становилось только то, что происходило здесь и сейчас. Настроение поднималось, и губы начинали расплываться в улыбке. Губы становились резиновыми, и никак нельзя было их вернуть в нормальное положение. Любая тема, заявленная в разговоре, начинала занимать весь ум и вызывала жуткий интерес. Мы разговаривали и разговаривали. Такое удовольствие от разговора я никогда не получал! Правда, попадались чудики, которые усилием воли концентрировались на какой-то теме и полностью уходили в нее — «загружались». Загружаться можно чем угодно: музыкой, планами на завтрашний день, чтением книг, сексом и т. д. Иногда загружался и я. Это случалось, если попадалась скучная или давно надоевшая компания. Обычно я загружался чтением книг. … Я проглатывал литературу и не мог насытиться до тех пор, пока не начинало заканчиваться действие травки — не начинался отходняк.
О, отходняк! Жуткое время, когда я, как мне кажется, превращался в животное. На меня нападал жор. Хотелось есть, жрать, лопать, чавкать и трескать все, что можно было жевать. Я ел и ел: бутерброды с маслом и колбасой, затем шли бананы, варенье, куриная ножка, бульон в кубиках, суп с макаронами, а затем — все с самого начала. Ел и не чувствовал своего живота. Он никак не собирался наполняться и начинать выпячиваться. Живот воистину становился безразмерным. В тот момент я с полным на то основанием мог говорить, что у меня желудок — как вездеход.
Обычно я заканчивал есть не от того, что желудок больше ничего не вмещал, а потому, что просто надоедало жевать: открывать и закрывать рот становилось трудно, скулы ныли от нагрузки, а щеки обвисали подобно брылам бульдога. Прекратив нажираться, я обычно без сил валился на кровать и подолгу лежал. Лежать я мог действительно долго, так как просто наслаждался этим состоянием. Ощущение такое, будто лежишь ты на плоту, под тобою река, которая несет тебя куда-то далеко-далеко, а тебе даже лень приподняться, чтобы взглянуть, куда тебя уже занесло. Бог с ним, думаешь, как пристанем куда-нибудь, сами скажут, что это за место.
Состояние мое было подобно этому образу. Мне все было по барабану. Если у меня были какие-нибудь планы — они шли к черту. Делать ничего не хотелось, кроме как лежать и наслаждаться этим самым лежанием. Ужасно раздражало, если кто-то тревожил, задавая какие-то вопросы, которые казались все без исключения глупыми. Но раздражаться не было ни сил, ни желания. На все вопросы я мог только вяло махать руками и нечленораздельно мычать. Правда, когда попадался кто-то упорный, приходилось-таки отвечать. Но даже тогда я отвечал только односложно: «Не знаю». Не оттого, что я вредный или мне просто лень отвечать, а потому, что мозг, как и тело, превращался в тряпку и никак не мог сосредоточиться на словах говорящего. Я просто его не понимал. Все слова казались мне набором звуков и шумов, подобно помехам на радио. Я хотел просто лежать! Лежать и никого не трогать. Неужели это так трудно понять?! Дальше я обычно засыпал. Спать было хорошо: сон был глубоким, а если что-то снилось, то не запоминалось. Правда, часто приходилось просыпаться от сушняка — сухости во рту — и идти глотать воду из-под крана. Затем, шатаясь, возвращался в постель и опять проваливался в сон.
Вот такими были мои переживания от курения плана. Кайф от гашиша во многом схож, но имеются некоторые отличия, которые следует упомянуть. Для начала, гашиш — вещь намного более серьезная, от нее на идиотские хохмочки и хи-хи не особо тянет. Приход не жесткий, как от плана, то есть не кажется, что кто-то долбанул тебя по крыше. Гашишный дурман обволакивает постепенно и мягко. Если сосредоточиться, то можно даже прослеживать, как он приходит и обустраивается в твоей черепушке. Устраивается основательно и надолго: если гашик хороший, то прет около шести часов. Кайф от него похож на поток спокойной, но сильной и глубокой реки. Ты попадаешь в этот поток, он тебя принимает с распростертыми объятиями и несет чинно и бережно вдаль, где ждут неспешные разговоры о жизни за чашкой чая, долгие стояния у окна, когда ты оглядываешь свой тысячу раз надоевший замызганный двор совсем другими глазами, подмечающими сотни новых и интересных деталей, приковывающими надолго твое внимание. Как я мог этого не заметить раньше? Какая интересная ржавая труба валяется у стены противоположного дома! Она такая необычная. На что же это похоже? На щупальце спрута? И да, и нет. На колено Аленки? И да, и нет. А может, на космический корабль инопланетян? И да, и нет. А как блестит в лучах заходящего солнца на этой трубе ржавчина! Господи! Это надо нарисовать! И вот, ты сидишь на подоконнике в скрюченной позе и старательно выводишь линии, которые похожи на что угодно, но только не на эту злосчастную трубу под твоим окном, празднично сверкающую в лучах умирающего солнца своей мерзкой ржавчиной. Понапрягавшись с пару часов на подоконнике, ты внезапно теряешь интерес к рисованию и выходишь во двор, где долго бродишь с отсутствующим выражением на обкуренной роже. Рассеянно провожая взглядом прохожих, вдруг осознаешь, что жизнь так бессмысленна, но никто вокруг не желает этого понять. Каждый старается наполнить ее только ему понятным смыслом, который очень легко теряется куда-то непонятно, разлетается на мелкие осколки, как только случается какое-нибудь неприятное событие. Это событие разрушает весь смысл и это, казалось бы, незыблемое постоянство твоего бытия. Пройдя по тебе как ураган, оно оставляет израненный, истерзанный в клочья твой внутренний мир, и, чтобы как-то прийти в норму, ты вынужден наполнить, наполнить его новым смыслом, который опять-таки скоро разобьется всмятку.
…И все-таки, как бы то ни было, курение анаши и гашиша — занятие, на мой взгляд, вполне безобидное. Что уже точно не скажешь, например, об употреблении героина. Хотя и героин сначала кажется очень безопасным. Дело в том, что с первого раза к нему нельзя привыкнуть. Несмотря ни на какие агитации любителей трезвой и здоровой жизни и смерти, я повторяю, что с первого раза привыкания НЕ НАСТУПАЕТ! «Почему?» — спросите вы. Да потому что, само слово «привыкание», на мой взгляд, некорректно. Привыкнуть можно ко всему, что нас окружает. Обулся в первый раз в кроссовки — и привык. Откусил кусок яблочного пирога — и привык. Потому что теперь ты знаешь вкус пирога и комфорт, который дарят ногам кроссовки. В твоей памяти остаются эти приятные ощущения, и ты стараешься при возможности их повторить. «Это и есть привыкание?» — спрашиваю я вас! Если да, то вся наша жизнь состоит из подобного рода привыканий. И еще не доказано, какое из привыканий вреднее — кроссовки, от которых ноги деформируются и превращаются в кусок теста, или героин, от которого ты сам, рано или поздно, превращаешься в тесто. Ах, вы говорите, что о привыкании судят по количеству и качеству вреда, причиняемого организму? Ну-ну! Вы мне скажите, а что вообще не вредно? Даже дышать — вредно, так как в процессе дыхания происходит трение воздуха о стенки дыхательных путей и самих легких, вследствие чего они изнашиваются!
Может быть, вред от наркотиков проявляется в организме человека быстрее? А какая разница, если рано или поздно все равно от чего-нибудь да согнешься?!
Так что же это такое! Теперь только остается легализовать наркотики, что ли? Спокойнее, спокойнее. Вред от наркотиков все-таки есть. И огромный. Это — личностные изменения, которые происходят с человеком, употребляющим наркотики. Как вы, наверное, догадались, эти изменения — не в лучшую сторону. Наркоман — это не совсем обычный человек. Вернее, совсем не обычный человек. У него —
а) совсем другое восприятие мира,
б) другие желания,
с) другие ценности, чем у среднестатистического человека, куда входите и вы. Входите, входите, как бы это ни затрагивало ваше самолюбие.
Итак, сначала о восприятии мира. Никто, наверное, не будет против фразы, что каждый из нас воспринимает мир субъективно. То есть, каждый видит то, что желает видеть. Информация из внешнего мира, прежде чем мы ее усвоим, вступает в контакт с нашим внутренним миром. В процессе этого контакта наш внутренний мир может принимать внешнюю информацию без всякого сопротивления; может вступать в борьбу с ней, если она кажется чуждой; может принимать только часть этой информации — ту часть, которая близка для нашего внутреннего мира по каким-то причинам, при этом отбрасывая оставшуюся часть. Подобным образом воспринимает мир человек среднестатистический.
А как же это происходит у наркомана? А никак! Наркоман вообще не воспринимает внешнего мира! Он живет в своем внутреннем мире. Всякая информация, поступающая из внешнего мира, неузнаваемо искажается, вступая в контакт с внутренним миром наркомана. Внутренний мир наркомана слишком разнообразен, огромен, силен и, самое главное, постоянно пребывает в движении, активности, подстегиваемый приемом наркотиков. Поэтому информация, поступающая из внешнего мира, просто теряется в этих дебрях или неузнаваемо преобразуется психической энергией во что-нибудь соответствующее, актуальное внутреннему миру наркомана. Этим можно объяснить существование специфических наркоманских «штучек» типа глюков, навязчивых идей, бредовых мыслей, различных, казалось бы бессмысленных, занятий и сексуальных желаний.
Давайте теперь поговорим о наркоманских желаниях. Не успев начать, мы можем уже заканчивать. Так как никаких желаний у наркомана нет, кроме как раздобыть наркоту и принять ее. Эти желания одолевают его, когда кайф от предыдущего приема заканчивается или уже закончился. После приема очередной дозы у него могут появиться и другие, типа пообщаться с кем-нибудь, желательно торчком, понимающим толк в кайфе, или что-то еще, имеющее связь с наркоманскими «штучками». Вроде и все. По крайней мере, за собой и теми, кто окружал меня в мои наркоманские деньки, я больше никаких желаний и не припомню. Коротким будет рассказ и о ценностях наркомана. Какие там, на фиг, ценности. Мне и моим приятелям было наплевать абсолютно на все: на учебу, на дружбу, на любовь, на родителей, на страну в целом и на каждого его жителя в частности, кроме нас, наркоманов (и то не всех), и тех, через кого можно достать кайф. Какие уж тут ценности, когда кайфа хочется!
Продолжение следует